Наверняка многие знают о потерпевшем крушение в небе над ЧАЭС вертолете МИ-8, эти кадры в свое время облетели весь мир.
2 октября 1986 года Александр Юнгкинд, Леонид Христич, Николай Ганжук и Владимир Воробьев совершали плановый рейс, направленный на ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС.
Нужно было выполнить обработку крыши станции. Что стало причиной катастрофы вертолета и почему экипажу Владимира Воробьева не удалось спастись?
Ангелы Чернобыля
Из воспоминаний майора Вячеслава Жеронкина, командира одного из МИ-8, очевидца крушения борта Владимира Воробьева, военного летчика, полковника в отставке:
…Ребят собирали отовсюду. Среди вертолетчиков было много бывших афганцев. Некоторые экипажи призывались для ликвидации последствий аварии на ЧАЭС прямо из военных баз в Афганистане. Летели из Баграмы сначала в Ашхабад, думая, что в отпуск, а потом срочно на Киев. В Жулянах посадку не разрешали, чтобы людей не пугать.
Полстраны в небе пролетали с вооружением на борту, садились только для дозаправки топливом. Когда местные жители видели низко летящие боевые вертушки – шарахались, думая, что началась война. Грохот боевого вертолета – испытание не для слабонервных. В пятнадцати километрах от ЧАЭС была дозаправка, обмен афганского оборудования на молоко, творог, хлеб, консервы…
…В Чернобыле вертолетные бригады распыляли над крышей атомной станции клеевой раствор. Радиационная пыль, лежавшая всюду, была очень опасной. Убрать её традиционным способом невозможно. Поэтому, чтобы не давать ей подниматься в воздух, было принято решение сбрасывать с воздуха специальный клеевой раствор.
Именно это задание выполнял 2 октября 1986 года экипаж Владимира Воробьева. Его самого призвали с Дальнего Востока, сам родом из Читы. Дважды был в Афганистане, два ордена Красной Звезды…
Груженый цистернами с клеевым раствором борт капитана Воробьева МИ-8 должен был опорожнить груз над возводившимся объектом «Укрытие». Далее застывшую в клее пыль срезали, формировали в рулоны и увозили на утилизацию. Этим занимались биороботы, добровольцы – солдаты срочной службы, которым два – три месяца на ЧАЭС засчитывали за два года службы в армии.
Помимо МИ-8 летные бригады летали на МИ-26, кто-то на МИ-24, базировались все в разных местах. МИ-26 чаще всего использовался с целью дезактивации местности. На борту этого тяжеловеса вмещалось порядка 20 тонн специальной жидкости, ею и заливали территорию. Из двадцати летных экипажей для такой работы брались наиболее подготовленные, у кого был опыт работы с внешней подвеской.
У вертолетчиков, призванных в Чернобыль в первом потоке, задача была несколько другой – они сбрасывали мешки с песком и свинцом прямо на реактор, доза облучения пилотов – зашкаливала. В живых остались единицы. Второй поток занимался дезактивацией территории…
Что с радиацией?
Пилоты, как и все остальные, работали в критических условиях, но каждому для учета записывали всего по два рентгена в сутки. На борту у каждого был отдельный рентгенометр, и он ниже пяти не показывал никогда, далее стрелка заходила в упор. От подводников некоторым доставались личные дозиметры, в виде авторучки – они тоже часто зашкаливали.
Отдельные рейсы были очень тяжелыми, доза облучения пилотов составляла свыше 10 рентгенов в час. Некоторые с недоумением задавали вопрос – почему, получив дозу в 39, им в книжки записывали только 19 рентген. Отвечали, что мол, в таком случае вам место не здесь, а на больничной койке.
Молодые пилоты все были, и на носилки отправляться никто не хотел. Состояние здоровья ухудшалось не сразу, а постепенно. Тогда понятия никто не имел, что спустя годы, пенсионеры чернобыльцы будут по 2-3 часа выстаивать в очереди к врачу в обыкновенной поликлинике.
На очевидный факт того, что данные в карточке не соответствуют реально полученной дозе облучения – вряд ли кто-то обращал внимание. Было правило: получаешь 25 рентген – отправляешься домой. Но если бы оно выполнялось, то на борьбу с последствиями аварии на ЧАЭС нужно было бы отправить не 600 000 ликвидаторов, а в два, а то и в три раза больше.
Как на самом деле разбился вертолет в Чернобыле
Экипаж борта МИ-8 под руководством Владимира Воробьева 2 октября 1986 года вышел на работу по стандартной процедуре – осмотр у доктора, столовая. Далее на аэродроме опробовали вертолеты, получили предполетные указания — носить на внешней подвеске раствор с клеем ПВА.
Смена начиналась в 6-00, около десяти вылетов, по 20 минут каждый, в одну и в другую сторону. От железнодорожных путей, где проходила заправка – на реактор, и обратно. С последнего рейса летели после 17-00 вечера, солнце катилось к закату. Вертолет заходил со стороны слепящего глаза солнца. На территории строительства объекта «Укрытие» стояли несколько подъемных кранов. В целях безопасности, что бы улучшить их видимость с воздуха, к каждому была прикреплена символическая рельса. По трагической случайности на одном из них на тот момент рельса отсутствовала, и трос крана стал практически невидимым с воздуха. Именно за этот кран зацепился МИ-8.
Солнце ослепило глаза пилотам, борт на секунду завис над тросом, внезапные брызги лопастей и мгновенный кувырок вертолета вниз – очередная трагедия на ЧАЭС, забравшая жизни всего экипажа. Только спустя несколько часов уже другой МИ-8, майора Вячеслава Жеронкина, был отправлен на место трагедии – забирать тела своих погибших товарищей. Момент катастрофы случайно был зафиксирован Виктором Гребенюком, кинооператором Западно-Сибирской студии кинохроники, который по заданию руководства фиксировал отдельные полеты и делал кинохронику работ по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС.
Этот непроизвольно сделанный репортаж – чистая случайность, ставшая мировой сенсацией. Собственно в Советском Союзе о крушении вертолета в Чернобыле, в нескольких метрах от третьего энергоблока, мало кто знал, никто особо не распространялся, интернета тогда в Союзе не было.
Потом говорили, что чудо, мол, если бы борт упал прямо на третий энергоблок, то новой катастрофы было бы не избежать. Вертолетчики, которых впоследствии стали называть чернобыльскими ангелами, получали очень высокие дозы радиационного облучения.
Статистика жуткая – мало кто дожил до сегодняшних дней, каждая очередная годовщина аварии на ЧАЭС, словно колокол отсчитывает тех, кто до неё не дожил – умер, умер, умер…..
