Счастливые родители Шавреи - Михаил Николаевич и Ольга Филипповна вместе с выжившими в ядерном аду сыновьями - Иваном, Петром и Леонидом. Осень 1986 Сохраняется в экспозиции музея.
Отец - Михаил Николаевич в 18-летнем возрасте, в 1941, был вывезен из родного села Белая Сорока в Германию на принудительные работы, вернулся домой после победы над фашистской Германией, продолжая вековые семейные традиции пустив новые корни своего рода - создал большую и дружную семью, три сына и три дочери.

Экспозиция Национального музея «Чернобыль» рассказывает уникальную историю припятских пожарных, трех родных братьев Шавреив - Ивана, Леонида и Петра, которые служили в военизированной пожарной части №2 по охране Чернобыльской АЭС и в ночь 26 апреля 1986 в числе первых, сразу после взрыва вместе с товарищами стали в поединок с ядерным монстром, приняли на себя мощный радиационный удар, получили острую лучевую болезнь, потеряли свое здоровье, но к счастью остались тогда живыми...

Невиданное испытание выпало на долю этой большой дружной белорусской семьи, издавна жила в селе Белая Сорока (известно с XV вв.) Наровлянского района Гомельской области в 13 км от Чернобыльской АЭС. В то время, когда братья-пожарные работали в эпицентре ядерного ада, принимая на себя мощный радиационный удар, их родители и сестры должны были навсегда покинуть загрязненную радиацией землю предков из-за уровня радиации в 6000 раз выше нормы (более 100 мР / час), не находили себе места от переживаний за жизнь братьев ... Братья уверены - сила веры и любовь к родным спасла им жизнь, помогла преодолеть трудности, сохранить семью.

В 1986-м лучевая болезнь не преодолела сильных мужественных мужчин, но болезни унесли жизни Леонида в апреле 2012 году, в ноябре 2020 - Ивана.
Недавно ученые музея записали воспоминания младшего из братьев - Петра Михайловича Шаврея. Его рассказ о семье, о братьях, об адской ночи 26 апреля 1986, об их спасении украинскими врачами гематологом Виктором Ивановичем Клименко и радиологом Леонидом Петровичем Киндзельским останется навсегда для потомков в цифровом аудио архиве музея.
                                     
"Родился я 1 ноября 1958 года в селе Белая Сорока Наровлянского района Гомельской области Белорусской ССР. Это в 17-ти километрах от Чернобыльской АЭС. Наша семья была многодетной - шестеро детей: три брата и три сестры.

Вскоре после окончания в 1976 году средней школы меня призвали служить в Вооруженные Силы СССР. Там вначале прошёл подготовку в учебной части (город Чита, Забайкальский военный округ), а затем служил на территории Монголии старшим механиком-водителем штабной машины командира танкового полка.

После возвращения из армии мне предложили поступить в Минское училище милиции. В это же время начальник припятской пожарной части майор Федор Егоркин пригласил меня на работу в свою часть. Чтобы наверняка трудоустроиться, я одновременно подал рапорта и в пожарную охрану, и в милицию с просьбой принять меня на службу. По ходу дела прошел две медкомиссии, все необходимые проверки, а работать решил пойти туда, откуда скорее откликнутся. К тому времени мой средний брат Иван уже служил в СВПЧ-6 города Припять в должности пожарного, а старший брат Леонид работал сварщиком на строительстве 2-го блока ЧАЭС. Со временем он тоже перешёл на службу в пожарную охрану. На момент Чернобыльской аварии Иван и Леонид были младшими сержантами внутренней службы и, как и я, служили в ВПЧ-2, которая обеспечивала пожарную безопасность атомной станции.
Но так было годы спустя, а в 1979 году пока кадровики решали, как со мною быть, девушка, с которой я дружил ещё со школы, предложила мне устроиться работать на Гомельский радиозавод. Я уже собрался туда ехать, когда из Управления пожарной охраны Киевской области мне пришёл вызов на службу. Так я стал пожарным.

Первые 3 месяца работал рядовым пожарным, а затем поступил в Ворошиловградскую пожарную школу среднего начальствующего состава. После её окончания мне присвоили звание младшего лейтенанта. В 1982 году я окончил ещё и Черкасское пожарно-техническое училище МВД СССР. 

Служил в ВПЧ-2 начальником караула, инструктором, инспектором пожарной профилактики реакторного цеха №1. В начале 1986 года начальник нашей части майор внутренней службы Леонид Петрович Телятников перевёл меня с действующих энергоблоков на пожарную охрану строящейся третьей очереди АЭС. В моём подчинении находились три младших инспектора. Мы контролировали соблюдение пожарной безопасности при строительстве 5-го и 6-го блоков.

Весь день накануне взрыва на ЧАЭС я провёл на 5-м блоке (он находился в 90% готовности к пуску). В то время там в тепляке проводились работы по сборке реактора. Под контролем подчинённых мне инспекторов они продолжались и в ночь с 25-го на 26-е апреля. Я же возвратился вечером домой (моя семья жила в Припяти на улице Героев Сталинграда дом 21, кв.49), поужинал и лёг отдохнуть. В моих планах было поехать после полуночи на АЭС для продолжения работы на 5-м блоке. С мыслями об этом и задремал.

Ночью меня разбудил длинный звонок в двери квартиры. Как оказалось, звонил инспектор нашей пожарной части старший лейтенант внутренней службы Хилько Юрий Васильевич. Увидев меня, он крикнул: «Быстрее на станцию! Пожар!»… Я стал собираться. Жена увидела, что надеваю новую форму, говорит: «Зачем тебе она? Надень старую, а то мне снова отстирывать...». Когда выбежал во двор, увидел возле подъезда служебный УАЗик с водителем Телятникова Александром Адамовичем Радченко. В машине уже сидел начальник караула нашей части лейтенант внутренней службы Хмель Петр Григорьевич (он в ту ночь был не на дежурстве). Спросонья я было решил, что горит 5-й блок, за пожарную безопасность которого отвечал. Думаю: ну всё - теперь жди неприятности по службе. А когда мы переезжали яновский железнодорожный мост, вижу: столб света стоит не над моим, а над четвертым блоком. Сегодня неловко об этом говорить, но в тот момент у меня на душе стало легче. Думаю: слава Богу, что чрезвычайная ситуация произошла не на третьей очереди! И в то же время стало понятно, что дело очень плохо - горит действующий реактор. А там 190 тонн радиоактивного топлива! Сразу же подумал о братьях - они в ту ночь дежурили в составе караула лейтенанта внутренней службы Владимира Павловича Правика.

На станцию мы приехали около 4-х часов утра. Там я получил команду от заместителя начальника ВПЧ-2 по службе капитана внутренней службы Леоненко Григория Андреевича на тушение пожара на крыше машинного зала 4-го энергоблока по ряду «А» в осях 45-60.
В одной из наших пожарных машин находился мешок с моей одеждой и снаряжением на случай пожара. Но времени было в обрез, поэтому я только переобулся (вместо туфель надел кирзовые сапоги), взял изолирующий противогаз КИП-8, и поспешил выполнять поставленную задачу в своей обычной повседневной форме.
Состав караула нашей ВПЧ-2 был немногочисленным, и поэтому мы, офицеры, работали в ту ночь как рядовые пожарные. Подъехать к машзалу 4-го блока удалось с большим трудом – всюду развалины. Совместными усилиями Хмель, Хилько, водитель автонасоса Захаров Анатолий и я установили машину на гидрант, проложили рукавную линию и приступили к тушению пожара.

Когда я подошёл ближе к стене машзала, то услышал сверху голос моего старшего брата Леонида (он был командиром отделения): «Давайте воду! Поднимите сюда рукава!». То есть, на крыше машзала ещё существовали очаги пожара, которые необходимо тушить. А потребность в рукавах возникла потому, что насосы-повысители вышли из строя, а сухотрубы оказались порванными.

Услышав голос брата, я надел изолирующий противогаз КИП-8, схватил две скатки рукавов и по наружной лестнице (в верхней части она оказалась оторванной и сильно качалась) поднялся на крышу машзала. Подниматься с грузом в обеих руках, да ещё и в противогазе, было тяжело (КИП-8 весил 16 килограмм!), и на одной из переходных площадок я снял запотевшую защитную маску. Думаю: обойдусь без противогаза, сейчас главное – подать рукава. На крыше передал их кому-то из ребят (кому именно – не рассмотрел, так как там было темно) и спустился вниз.

Рукава-то я подал, но как выяснилось, насосы, качавшие воду на гидранты, перестали работать, и подать от них воду на крышу не удалось. Тогда мы решили протянуть рукавную линию от водозаборной станции №2 (ВЗС-2), которая подавала на энергоблоки воду из пруда-охладителя. Она находилась метрах в 300 от машзала. Но тут возникла другая проблема – путь к ВЗС-2 преграждали фрагменты бетонных конструкций, выброшенные при взрыве реактора. Я побежал впереди машины, показывая дорогу. И тут, как на зло, наш ЗИЛ-131 наехал на кусок арматуры и пробил колесо. Я голыми руками вытащил этот прут. Он оказался радиоактивным — впоследствии, когда уже лежал в больнице, кожа с моих рук слезала лохмотьями.

В сложившейся ситуации мы решили пожертвовать своими машинами, но воду подать. Включили автоматическую подкачку шин и почти на дисках колёс подъехали насколько возможно ближе в ВСЗ-2. Установили свою пожарную насосную станцию, проложили рукавный ход, и по этой магистрали дали воду на крышу машзала. В этой работе кроме меня участвовал старший лейтенант Хилько Юрий Васильевич, водители старшие сержанты Биркун Виктор Семёнович и Булава Василий Васильевич. До этого на учениях такую задачу обычно выполняли не менее 12-ти человек.

Своего брата Леонида я увидел, когда он спустился с крыши, но поговорить с ним не удалось – надо было выполнять поставленные перед нами задачи. Он чувствовал себя очень плохо, но от госпитализации отказался. Как впоследствии установили израильские медики, брат в ту ночь получил дозу облучения 600 рентген, хотя официально ему записали 180 рентген.

Наш брат Иван в ту ночь тушил кровлю аппаратного (реакторного) отделения на отметке 72 метра. Учтённая в его документах доза облучения – 220 рентген. Он в тот день попал в припятскую медико-санитарную часть № 126 (МСЧ-126), а затем его в числе других пострадавших отправили самолётом на лечение в Москву. Мне тоже предлагали госпитализацию, но я отказался – рассчитывал, что всё как-то обойдётся и мне ещё удастся помочь родителям посадить картошку у себя на родине в селе Белая Сорока. Леонид тоже планировал с этой же целью поехать к теще.

Наша работа по подаче воды и на крыше машзала 4-го блока продолжалась до 6-ти утра. К этому времени пожар был полностью потушен. Затем мы почти два часа находились на территории АЭС вблизи АБК-2 - ждали дальнейших распоряжений. Пока выполнял поставленные задачи, я кипел энергией (откуда только брались силы?), а дали команду «Отбой» - появилась слабость, ноги стали ватными и не хотели слушаться, во рту всё пересохло – очень хотелось пить. Сделал три глотка из пожарного ствола (вода к нему поступала из пруда-охладителя, но была чистой, как слеза). Юра Хилько это увидел, говорит: «Не пей, она же грязная!» (он имел ввиду её радиационную загрязнённость). После выпитой воды мне стало легче. Врачи же впоследствии сказали, что эта вода сожгла мне слизистую. И у меня, и у тех ребят-пожарных, кому вода из рваных рукавов попала на руки и ноги, со временем образовались радиационные ожоги, в этих местах слезла кожа.

Где-то около 8-ми утра нам сказали спуститься в противорадиационное укрытие (это под АБК-1). Там находился руководящий состав станции во главе с её директором Виктором Петровичем Брюхановым и какие-то приезжие начальники. Штаб пожаротушения к тому времени разместился в городской пожарной части Припяти.

В УБЕЩИЖЕ Заместитель начальника ВПЧ-2 капитан Леоненко сообщил: «Поступила команда оставить на станции трёх офицеров, которые каждые 15 минут будут по телефону сообщать в ВПЧ-6 о ситуации на станции. Добровольцы есть?». Все промолчали. Тогда Леоненко взял свою фуражку, положил туда свёрнутые в трубочки листки из блокнота с нашими фамилиями и предложил тянуть жребий. Дежурить в убежище выпало Петру Хмелю, старшему инспектору старшему лейтенанту Сазонову Валерию Григорьевичу и мне. Но со временем Сазонова увезли в медсанчасть, Хмель куда-то ушёл, и я остался в убежище один. Там находился до 14 часов пока меня не сменил инспектор лейтенант внутренней службы Андрей Федорович Мельников.

Попутного транспорта на Припять не оказалось, я прождал его больше часа, а потом пошёл в город пешком. Вначале шёл по железнодорожной колее, затем по тропинке в лесу. Возле забора АЭС пришлось обходить выброшенные взрывом обломки. Где-то через час был у себя на дома. А перед тем, как спуститься в убежище, мы прошли через санпропускник, где нас переодели в белую станционную одежду (у меня остались только наручные часы, которые я спрятал от дозиметристов, и удостоверение личности). В ней я и пришёл домой. Жена и сын встретили меня с широко открытыми глазами – они никак не ожидали увидеть меня в такой одежде. Дома я помылся под душем, переоделся в форму, а станционную спецовку выбросил в мусоропровод.

Недолго побыв с родными, пошёл в ВПЧ-6. Там к тому времени собрались все наши ребята из ВПЧ-2, которых не увезли в тот день в МСЧ-126. В последующие двое суток я находился в здании ВПЧ-6, там и ночевал. Периодически, в соответствии с графиком, ездил дежурить по 4 часа в штабе гражданской обороны АЭС, который находился всё в том же убежище под АБК-1. Мою семью эвакуировали без моего участия. Уже когда лежал в киевской больнице, мне сообщили, что жена и сын находятся в одном из санаториев города Евпатория.

На третий день – 28 апреля – личный состав нашей пожарной части перебрался в город Чернобыль в здание местной профессиональной пожарной части ППЧ-17. К тому времени я стал чувствовать себя заметно хуже: усилилась тошнота и слабость. Ближе к вечеру меня в числе других пожарных повезли автобусом «Икарус» (он был полон людьми) на лечение в Киев. Но по дороге многим из нас стало заметно хуже и нас временно разместили в больнице пгт Иванков. В ней оказанием медицинской помощи пострадавшим от радиации руководил врач Научно-исследовательского института гематологии и переливания крови Виктор Иванович Клименко.

В Иванкове под капельницами мы пробыли сутки, после чего нас перевезли в клинику киевского онкологического института. Там в те дни оказалось много пострадавших на АЭС. Туда же попал и мой брат Леонид (мы лежали в одной палате). Нашим лечением занимался замечательный врач - главный радиолог Минздрава УССР Леонид Петрович Киндзельский. Методика его лечения состояла в том, чтобы с помощью специальных растворов «вымыть» из организма радионуклиды. Благодаря усилиям Киндзельского и всего медперсонала клиники нам удалось выжить. Леонид Петрович наш спаситель! При лечении 115-ти пациентов с острой лучевой болезнью он сохранил жизнь 114-ти. Исключение составил заместитель начальника электроцеха ЧАЭС Александр Григорьевич Лелеченко. У него были многочисленные радиационные ожоги, а суммарная доза тотального облучения составила 2280 – 2850 бер. Увы, это не совместимо с жизнью.

Моему брату Леониду пересадили в клинике онкоинститута костный мозг (прямая пересадка). Донором стал 40-летний работник «Метростроя» Константин Владимирович Стрельников. Он услышал по радио объявление, что пострадавшим на ЧАЭС нужны доноры костного мозга, предложил свою помощь. Благодаря ему и профессионализму врачей мой брат выжил. К сожалению, спустя годы здоровье подвело и самого Стрельникова – в 65 лет он перенес инсульт, потерял из-за гангрены обе ступни.

Мне запомнилось посещение онкоинститута американским врачом Робертом Гейлом. Знакомясь с историями болезни припятских пожарных, он в нашем присутствии огласил свой прогноз: я проживу ещё лет пять, мой брат Леонид – года три-четыре. К счастью, его предсказания не сбылись: Леонид прожил 26 лет (он умер 16 апреля 2012 года), а я живой до сих пор. Более 34 лет после аварии на ЧАЭС прожил наш брат Иван, которого лечили в 6-й московской клинике – он умер 20-го ноября 2020 года в белорусском городке Наровля от вируса COVID-19.

На лечении в онкоинституте я находился два с половиной месяца. При выписке в справке мне указали диагноз «острая лучевая болезнь (ОЛБ) первой степени». Ивану установили вторую степень ОЛБ, Леониду – третью.

Осенью 1986 меня назначили на должность старшего инженера ВПЧ-12, которая находилась в городе Вышгород. В 1994 я стал начальником этой же части. В 2000 году в звании полковника внутренней службы по состоянию здоровья вышел на пенсию. За время службы и уже после неё награжден орденами «Красной Звезды» (1986г), «За мужество» III ст. (1996г), медалями «За безупречную службу» III ст., почетными знаками отличия МВД и МЧС Украины, нагрудными знаками «Лучшему работнику пожарной охраны», «Герой Чернобыля», «Честь и слава», «За доблесть и отвагу», другими наградами."

https://www.facebook.com/NationalChernobylMuseum/